О чем рассказ денисовой подумаешь звезды. Звёзды
Девушка шла по улице в одиночестве. Она уже давно привыкла к отсутствию друзей и это её не сколько не пугало. В детстве у неё часто появлялась возможность их завести, но тогда она не понимала насколько это важно, а теперь, когда на жизнь оставались считанные секунды она уже просто не могла это сделать. Скорее Лиза считала, что и теперь это не так важно. Все, что ей нужно было – это насладиться той частью жизни, которая ей осталась.
Как я уже и сказала, Елизавета шла по улице в одиночестве, беззаботно. Её уже не интересовали заботы окружающего мира. С надеждой убежать от проблем, времени на решение которых уже всё равно не было, Лиза просто втыкала оба наушника себе в уши и шла по улице, стараясь не встретиться не с кем взглядом.
Она вошла в квартиру сняла белые полу-порванные кроссовки. Первое, что она всегда делала, когда приходила домой – выпивала целую горсть таблеток, чтобы отсрочить неизбежное. Но она уже не видела в этом смысла. Да, если вы всё ещё не поняли, то я поясню – Петрова Елизавета Михайловна была тяжело больна. У неё был рак, который просто поедал её изнутри. Его обнаружили около трёх месяцев назад и с тех пор жизнь для девушки потеряла смысл. Лечить его, как сказали врачи уже бесполезно, Лизе осталось около трёх с половиной месяцев максимум. Большая часть времени уже была исчерпана и Лизе оставалось где-то пятнадцать, а может и меньше, дней.
Она считала это забавным. Вы можете сказать: "Что за глупость? Она ведь умирает, засыхает не по дням, а по часам! ". Дело в том, что она всегда всё откладывала на потом. Любила говорить себе: "У тебя ведь ещё так много времени. Ты всё успеешь... Со временем всё сможешь...!". И вот только сейчас она поняла, что судьба любит шутить над такими как она и времени у неё совсем не так много, как хотелось бы.
В любом случае Елизавета уже давно не ныла по этому поводу. Смирилась. Всё равно по ней вряд ли кто-то будет скучать...
"Ну, а как же её родственники? ", – вероятно, подумаете вы.
А я отвечу – никак. Мамы и папы у неё как таковых нет. Мама родила её в шестнадцать и они с папой не были ей рады. Всё, что ей от них осталось это имя- Елизавета. Отчество она выдумала себе сама. Её казалось, что Михайловна – это очень достойное отчество. Оно почему -то напоминало ей про аристократов. Всю её жизнь её воспитывала бабуля, которую она очень любила. Но когда-то ко всем приходит старость и бабушка Лизы не исключение. Когда она стала настолько немощной, что не могла встать с собственной кровати, Лизе пришлось ненадолго забросить учёбу. Вскоре, к сожалению, Анастасия Аркадьевна умерла и Лизе пришлось отправиться в интернат, так как ей не было ещё и пятнадцати лет. Когда она стала совершеннолетней ей выделили двухкомнатную квартирку и дали хорошего пинка под зад, лишив её огромной суммы денег за квартиру, которая по сути должна быть бесплатной. Но тогда девушка уже знала о болезни и поэтому прекрасно осознавала, что для неё теперь деньги ничего не стоят.
Но давайте вернёмся в реальное время.
Лиза прошла в глубь квартиры и, так и не сняв куртку, завалилась на кровать. Она очень устала, но не из-за школы или дальней дороги, а из-за осознания того, что её жизнь настолько жалкая, что даже представить её сложно. К слову, все её яркие моменты в жизни были связаны с Анастасией Аркадьевной, которой уже не стало. И поэтому её жизнь теряла смысл не только из-за приближения смерти.
Она лениво встала и отправилась на кухню. Нащупала выключатель, но совсем забыла, что та лампочка уже давно перегорела. Елизавета не стала её менять – попросту не умела. Поужинав и забросив все школьные книжки в угол к чертям подальше, Лиза легла спать. Она уже давно не видела снов. Настоящих, радостных и цветных. Это не было связано с раком, это было связано со смертью любимой бабули. И как вы видите, в жизни этой девушки происходило больше грустного и ужасного, чем радостного и яркого.
Но вернёмся к снам. Обычно у неё это жуткие кошмары или же вообще полное их отсутствие. Хотя первое по её мнению даже лучше. Ей нравились кошмары. Зачастую они были настолько ужасные, что даже вызывали рвотный позыв, но Елизавете нравилось само ощущение того, что это сон. Что весь этот кошмар вокруг нереален. Она так мечтала однажды проснуться и понять, что рак, смерть бабушки и прочее это лишь страшный сон. Тогда она бы непременно зажила по другому. Но даже если это сон, то Лиза в нём застряла...
Она заснула и опять не увидела не каких снов. Хотя это тоже уже не важно...
Окно было закрыто, но всё равно было слышно, как на улице кричали ребята. Какие-то подростки, которые решили прогуляться ночью. Жаль, очень жаль, что Лизе этого уже не испытать. Но сама она уже спала, так что об этом она сейчас не задумывалась. Проснулась она неожиданно и резко, посреди ночи. Где-то в три-четыре часа. Ей стало плохо. Такое часто бывало в последнее время. Она схватила тазик, заранее поставленный возле кровати, и дальше произошло то, что было бы неприятно описывать. Думаю, все всё поняли. У девушки это ассоциировалось с тем, что рак как бы очищает её и заставляет её очистить свой организм полностью. Поэтому она особо много не ела. Просто знала, что в организме это долго не продержится.
Спать уже совсем не хотелось, да и живот ещё крутило, так что спать это не вариант. Лиза вышла на балкон и посмотрела в открытое окно. Звёзды на фоне черного неба были особенно красивыми сегодня. В детстве Лиза очень любила ходить на поляну за домом бабули вместе с самой бабулей, Они брали покрывало, расстилали его и ложились. Они могли часами лежать там, ночью. Просто смотреть на звёзды и говорить обо всём на свете. Тогда девушке было по-настоящему тепло и уютно.
Ну а что мешает сделать так же прямо сейчас?! Последнее время её жизни можно было было потратить на что угодно. Главное – чтобы самой Лизе было хорошо от этого.
Она поспешно оделась. Совсем не по погоде, но на это ей было плевать. Ещё она забыла покрывало, но это тоже не важно...
Елизавета бежала, бежала со всех ног. Она не знала куда, просто бежала, пока не увидела идеальное место для того, чтобы прилечь. Это была совсем небольшая полянка с невероятно зелёной, сочной травой. Лиза легла на землю, такую влажную и холодную. Она устремила свой взгляд в ночное небо. И ей было хорошо! Первый раз за все три месяца она почувствовала, словно она не одна, словно в этой жизни ещё было за что зацепиться. Ей было хорошо...
Постепенно некая сладкая дремота окутала девушку. Веки закрывались и впервые на душе у Лизы было легко, настолько хорошо, что она забыла обо всём. Она подумала:"Когда я умру, на небе непременно появится ещё одна очень яркая и чистая звезда... ". В конце концов Елизавета подалась искушению и закрыла глаза...
Так оно и случилось... Пускай никто и не заметил, но когда утром холодное тело молодой девушки уносили с этой полянки, в небе по прежнему горела одна яркая и белоснежная звёздочка...
Текст большой поэтому он разбит на страницы.
Что для человека значит дом? Каждый трактует это по-разному. Я считаю, что нельзя ограничиваться тем, что дом - это то место, где мы родились, тот город или государство, где мы выросли, модель неприступной крепости, в которой мы чувствуем себя в абсолютной безопасности. Что значит дом для меня? Стоит отметить, что данное понятие неразрывно связывает меня с людьми. Не могу исключить того, что это мои родители, братья и сёстры, бабушки и дедушки. Но есть в жизни такие места, которые могут по праву называться домом.
Так мой дом-это школа, а значит и учителя, которые вкладывают в своих учеников всю душу, одноклассники, с которыми я прожила уже десять лет. Дом- это Артек, территория детства, где, проведя лишь двадцать один день, успела сродниться с отрядом, вожатыми. Мы стали одной большой семьей и продолжаем общение, несмотря на расстояние. И, наверное, мой самый большой, масштабный и многонаселенный дом - мой лагерь, моё движение и моя жизнь - мой «НеЦеР». «НеЦеР»- это международное молодежное сионистское движение прогрессивного иудаизма. Так, путешествуя по миру, каждый представитель движения может заглянуть «к другу» на Аргуновскую 3 в Москве, на Шорную 20 в Минске или на Ярославскую 6 в Киеве и быть уверенным в том, что тебя встретят с радостью и гостеприимством.
Валентин Распутин в своём рассказе «Уроки французского» не поднимает проблему неумения жить вне родительского дома как основную, но показывает, что она может перерасти в неумение выстраивать отношения с одноклассниками и обществом в целом. «Никогда раньше даже на день я не отлучался из семьи, и, конечно, не был готов к тому, чтобы жить среди чужих людей. Так мне было плохо, так горько и постыло!- хуже всякой болезни. Хотелось только одного, мечталось об одном - домой и домой»,- так размышлял рассказчик о своей ситуации. На данном примере мы видим, что мальчику непривычно жить в городе. Тоска по дому занимала его мысли на протяжении всей учебы в райцентре. Но учительница французского, Лидия Михайловна, узнавшая о его болезни и ставшая помогать мальчику «зарабатывать» рубль на молоко, играя в «замеряшки», старалась всеми силами облегчить жизнь своему ученику, пыталась разрушить его одиночество Общение с учительницей стало для рассказчика воспитанием чувств, полезным жизненным опытом, а преподанные учительницей уроки сердечности и доброты мальчик пронес через всю свою жизнь. Таким образом, можно сказать, что учительница стала для мальчика воплощением дома.
Обратившись к стихотворению Константина Симонова « Дом друзей», можно легко понять, что для автора дом - это то место, где «всегда приютят и всегда одинаково», «где удач твоих вовсе не ценят», но и «счет неудачам твоим не ведут», для него друзья- его семья. Поэт сравнивает «дом друзей» с «энзе». Этот «неприкосновенный запас» заключается в том, что друзья его всегда поддержат и помогут в любой ситуации:
Дом друзей!- в нем свои есть заботы, потери -
Он в войну и с вдовством, и с сиротством знаком,
Но в нем горю чужому открыты все двери,
А свое, молчаливое,- век под замком.
В рассказе «Подумаешь, звезды» Александра Денисова показывает нам четырнадцатилетнюю девчонку, которая поссорившись с мамой убегает из дома ночью и находит пристанище у почти не знакомой девочки Кате, которая отнеслась к ней «со всей душой». Для главной героини дом- «место, где ты можешь жить и не замечать, как тебе хорошо». И она понимает, что в гостях «очень прикольно», но дома лучше.
Дом у многих ассоциируется с местом абсолютной безопасности. На протяжении всей нашей жизни мы сменяем много пристанищ, но каждый из нас бережно хранит в сердце воспоминания именно о тех местах, где нам было хорошо и в трудную минуту может обратиться к ним за помощью.
Наташа плыла вполне уверенно, энергичными саженками легко рассекала тёплую воду. Расстояние между нею и камышами быстро сокращалось. Она на секунду остановилась, чтобы передохнуть. До обозначенной цели оставалось совсем немного.
Наташа даже подумала, что можно немножко схитрить и повернуть обратно, с берега ведь должно казаться, что она уже у самых камышей. Она оглянулась назад, чтобы окончательно проверить эту лукавую мысль, и в это время неожиданно ушла под воду. Что-то сильно потянуло её вниз.
Наташа напрягла силы, вынырнула и в ужасе закричала что-то бессвязное. Она отчаянно барахталась, но вода больше не расступалась, стала вдруг вязкой, тяжёлой и настойчиво всасывала её в себя.
Мальчишки, скованные внезапным страхом, неподвижно стояли на берегу, вытягивали тощие шеи, в безмолвии и ужасе наблюдали, как Наташа вновь и вновь скрывается под водой.
Отчаянный Наташин крик долетел до энергично шагавшего по берегу Николая. Сообразив, что происходит, он молниеносно сбежал с косогора и в чём был, не раздеваясь, бросился в воду. За несколько секунд преодолел расстояние до камышей и нырнул.
Наташа погружалась всё глубже. Но мочи сопротивляться этой утягивающей её в глубину силе уже не было. Какие-то странные, всевозможных размеров пузыри стремительно уносились вверх мимо неё. В голове всё затуманилось, она закрыла глаза и окончательно провалилась в бездонную темноту.
Вода была прозрачная, так что Николай увидел девочку почти сразу, ухватил её за косу и вытянул на поверхность. Бережно придерживая ей голову, поплыл к берегу.
Мальчишки, напряжённо вглядывающиеся в происходящее, с облегчением убедились, что всё в порядке и Наташка вроде бы спасена. Теперь они находились в некоторой нерешительности и переглядывались, не зная, ждать ли окончания событий, чтобы посмотреть, как Наташка очухается, или лучше уносить ноги, пока им всем не накостыляли как следует.
Поглазеть, конечно, было любопытно, но безусловно опасно, рука у Николая крепкая, это всем хорошо известно.
Сомнения разрешил Серёга, чувствовавший себя наиболее виноватым.
Тикаем! - крикнул он и помчался вверх, по направлению к посёлку.
Остальные, уже больше ни о чём не задумываясь, тут же припустили за ним.
Николай вынес Наташу на берег и довольно быстро привёл её в чувство. Вода хлынула у неё отовсюду - из носа, изо рта, из ушей.
Наташа закашлялась, а потом огляделась и горько заревела. Ей всё ещё было страшно, но по сути плакала она от обиды. Самое главное, что подлого Серёги, из-за которого она попала в эту историю, и след давно простыл.
Ладно, ладно, всё нормально уже, - утешал её Николай.
Он и сам изрядно переволновался. Помимо всего прочего Наташа Денисова - дочка его ближайших друзей, Веры и Миши. Это просто удивительное счастье, что он оказался рядом. Воистину он невероятно везучий человек, даже в карты всегда выигрывает.
Поэтому остальным надо держаться поближе!
Для них же будет лучше. Таким образом и им тоже перепадёт удача.
Никогда так больше не делай, слышишь! - мягко сказал Николай девочке. - Чего в камыши полезла? Чего тебя туда понесло?
Он вспомнил, что ему рассказывали, как Верин отец, дед Наташи, когда-то давно утонул в этой самой Пусти по пьяному делу, и внутренне поёжился.
Какой-то над Денисовыми, получается, прямо рок висит.
Николай ещё раз порадовался тому, что не дал осуществиться этому проклятому року, отвёл нависший над девчонкой удар судьбы.
Наташа, по-прежнему рыдая, кивала. Разумеется, она никогда больше не будет туда плавать. А с противным Серёгой даже разговаривать не станет, не то что спорить.
Николай разделся до трусов, выжал брюки, рубашку, носки, вылил из башмаков воду. Белозубо улыбнулся напуганной девочке. В конце концов, всё у Наташи, да и у них всех будет хорошо.
Потому что не может быть иначе под таким ясным и голубым небом!
Под жарким солнцем одежда высохла быстро.
Через полчаса они, мирно беседуя, уже шагали по поселковой дороге. По мере того как удалялись от реки, недавнее происшествие постепенно бледнело и уже не казалось столь значимым и серьёзным.
Поликластер пришедших в залив бандюков, который я ищу, называется Доусон - весьма говорящее название. От него до Старого Порта по воде двадцать четыре километра. Другой поликластер, Кайенна, стоит уже на противоположной, нашей стороне реки, на пару десятков километров выше Доусона. Пока мне ясно, что эти поликластеры-конкуренты находятся в контре неопределенной степени тяжести. Вот заинтересованные лица и приглядывают за перемещениями своих групп. В самом Доусоне и вокруг него все непросто, орудуют три группировки. Бандитский городок.
Я ничуть не опасался, что наблюдатель Себастьян, если я не ошибаюсь с его второй специальностью, может узнать трофейный катер - не узнает. Самая ходовая модель в США, их сотни тысяч выпущено. Малыш капитально перекрашен, солидно обвешан и награжден таким мотором, который вряд ли тут кому по карману.
Видишь, дочка, это значит, что на Большую Реку пришли комми, - задумчиво молвил папаша, пригладив назад пиратский хвост не таких уж и седых волос. - Новый этап, теперь все задумаются… Фактор! У вас такой солидный флаг со звездами, люди так подумают: русские уже сожрали американцев с их штатами.
Почему же сразу «комми»? - мягко остановила его Zicke. - Просто мы из России.
Мадемуазель, бросьте, все русские или комми, или жестокие мафиозо, кто же этого не знает! Вы ведь, судя по всему, европейка, - уверенно отрезал франк-отшельник. - Заметьте, я не уточняю, кто вы именно, Себастьян хочет жить спокойно, нам не нужны проблемы.
Мы и те, и другие, - успокоил его Кастет, поддержав игру. - Мы наш, мы новый мир построим.
Так моя семья не будет против! - тут же покладисто закивал старик, в котором кроме галльской текла, похоже, еще и еврейская кровь. - Свобода, равенство, братство - как можно такое забыть! Только негров опять не пускайте в Париж.
Нет там никаких негров, отец, точно говорю, - хохотнула сильфида. - Они гораздо севернее, за египтянами.
Себастьян внимал и удивленно обменивался взглядами с Соней. Дружеский разговор протекал с заранее оговоренным разделением ролей. Если Кастет выспрашивал Себастьяна обо всем, нас интересующем, то Ленни старательно и дружелюбно рассказывала аборигенам о России и Русском Союзе. Я же больше слушал, изредка и тихо спрашивая либо уточняя.
А что у вас с медициной, русские? В Доусоне есть фельдшер, а в Кайенне даже врач, правда, детский.
Коротко так скажу: в русском Медцентре весь Союз лечится. Тео там новый зуб вставлял, дорогой, открой рот.
Два корпуса, современное оборудование и грамотные специалисты…
О! - Себастьян, внешне спокойный и независимый, слушал ее очень внимательно, несомненно взвешивая резоны. По-житейски вполне понятно: ласковый теленок двух маток сосет.
Кто-то к вам наведывается? Как вообще обстановка вокруг, не постреливают?
На Большой Реке почти всегда тихо, люди стараются друг к другу без необходимости не подходить. Сильного на Большой Реке издалека видно, да их все знают! Слабые к берегам жмутся. Но даже бандиты стараются на воде никого лишний раз не обижать: потом ведь не угадаешь, из какого куста картечью по лодке ударят.
А на дорогах?
Там бывает всякое, даже реднеки [Презрительное прозвище, порожденное в США, означает что-то типа «деревенщина».] есть, разъезжают. Вся техника в руках желающих пограбить, а они всегда близки к руководству какого-нибудь поликластера.
«Реднеки» - наверное, нарицательное. Впрочем, если сюда запятнашилась семейка определенного образа жизни из южных штатов…
К вам наведываются?
Случается, но пока нам удавалось договориться.
Значит, какую-то дань с них скребут. Или крыши Кайенны хватает? Столько вопросов… Но подробней он сейчас точно не расскажет: первый визит. Кроме того, мы появились и уехали, репутации у Форт-Росса еще нет, людям присмотреться надо - им здесь жить.
Пойду-ка я снаружи гляну, ребята все фиксируют, так что потом послушаем.
Под предлогом острой необходимости отлить я извинился, спросил, где тут ключевое заведение, и вышел на улицу. Дождь уже заканчивался.
Дань, иди в избу, погрей горло… Фотографировал? Хорошо. Я пока тут похожу.
С углов козырька стекали струйки воды. Свежий последождевой воздух, наполненный озоном, ароматами леса и какой-то эфирной энергетикой, кружил голову. И не только он.
За десять минут мы получили такую порцию новой информации, что голова буквально кипела. Французское «пятно» не единично. Значит, и наши где-то есть! А может, и еще раз есть! Много раз есть, так ведь? А магистральная дорога, идущая вдоль берега? Выходит, что предводитель искателей приключений Поль Бокюз, крутой true survival man, [Правильный выживальщик (англ.). ] утащивший галлов в район плато, интуитивно оказался прав. Где-то там, на западе, действительно пролегает грунтовая дорога работы Дортреста № 1 Смотрящих, сделанная по единому проекту и ведущая неведомо куда. Значит, нужно затевать степной рейд: вполне может быть, что грунтовка подходит к Форт-Россу достаточно близко, чтобы мы имели возможность без особого труда выходить на нее. Прежде всего нужно обогнуть южный лесной массив, примыкающий по берегу к эвкалиптам. А от Старого Порта до грунтовки всего-то с километр по тропе. Значит, если скинуть в этой точке технику…
Перспективы-то какие открываются!
Быстро и тихо обойдя усадьбу по кругу, я заглянул под небольшой навес рядом с закрытым сараем и сразу увидел два хороших внедорожных велосипеда, стоящих в ряд у стены. Вот так они и добираются до трассы: тропинка начинается от еще одного сарая, открытого и пустого. Только старый сельхозинструмент, какие-то мешки и две бочки в углу, одна наполовину полная. Горючее для лодочного мотора. Его хозяину хватает надолго. Как я заметил, на баркасике сапог поднятого «дырчика» привязан в верхнем положении крепко, значит, редко используется. Против течения, или когда уж очень устал. А так - на веселках.
Сам дом - явная малая локалка, окна прорубали позже. У нас эта операция делается маленькой бензопилой, здесь же долбали вручную. Что в ней было, вопрос несвоевременный… Антенны на крыше нет, я вообще не заметил следов работы радиостанции: без электричества живут. А вот носимая может быть.
Кстати, есть и своевременный вопрос, я ж с двоякой целью вышел-то - на самом деле прижимает! Дорожка к магистрали проходила как раз мимо того самого заведения - вполне проезжая для мотоцикла и, может быть, даже для квадра. Хорошо бы сделать тут базу, Федя, ой, хорошо… Помочь людям, поддержать материально. Перетащить старика на нашу сторону, пусть даже двойным агентом до поры, может, и с его покровителями подружимся.
Коптильня остывшая: нечасто Себастьян ее заряжает. Рыбы нет, вся снята. Такая стационарная коптильня вне периметра и без прочных стен есть признак того, что хищники их тут особо не беспокоят. В принципе логично: люди в этих местах живут давно, дорога рядом, кто-то ездит, постреливает. Соседи есть. Повыбивали особо борзых зверюг. Однако ясно, что мяска поблизости запросто так не добудешь, расшугали всех.
Особый интерес у меня вызвала установленная чуть в стороне прямоугольная площадка на коротких сваях. Настил был собран из цельных стволиков пиний, а в промежутки уложены еще более тонкие - получилось достаточно ровно, знакомая тема. Я подошел ближе - точно! По углам и вдоль торцов виднелись вбитые стальные крючья - это настил для установки палатки. Сама палатка наверняка лежит в запертом сарае, значит, к деду иногда приезжают большие компании. О чем это говорит? Да леший знает, одни гадания…
Когда я вернулся в избу, разговор уже затухал, языки устали. И хватит пока, услышанное нужно умять и переработать, да и Себастьян задумчивый до не могу, вот-вот аутистом станет. Я посмотрел на часы:
Ленни, давай на катер, связывайся по «Северку» с фортом, докладывай… Костя, как ты смотришь насчет прогуляться к грунтовке? Сбегаем? Тут километр всех дел.
Доброе дело! - сделал стойку сталкер. - Сгоняем, глянем.
Оживился и хозяин:
Для чего вам беготня? Берите велосипеды, парни, они под навесом стоят: быстро и удобно!
Мы с Луневым переглянулись: однозначно хороший знак. Чувствую, нужно будет им еще подкинуть приятного - дед явно решил закорефаниться.
Выйдя из избы, я сразу подошел к подруге:
Мы быстренько. За хозяевами присматривайте, автомат рядом держи, сами будьте у лодок. Рации постоянно включены. Понятно?
Притянув мою голову, Ленни звонко чмокнула меня в щеку и сразу отстранила.
Как ты говоришь? Жми тапку!
Врезали по педалям. Ехалось легко, с удовольствием. Черт, забыл уже, когда я в последний раз на великах гонял! И не редкость ведь в России, а все больше на машинах да на мотике… Несчастный километр пролетели как на гонках. Уже на подходах к магистрали с левой стороны тропы встал тридцатиметровый обрыв красновато-коричневого цвета с зеленой шапкой хвойного леса наверху. Под этим обрывом я решил остановиться, сфотографировать. Это не скала - все те же песчано-глинистые сланцы, сильно выветренные и разрушенные.
От подножия к середине склона поднимались конусы осыпей из мелкого щебня, а сбоку был виден неплохой и несложный подъем.
Полезли, командор? Посмотрим орлами!
Я кивнул: лучшего наблюдательного пункта не придумаешь. Оставив велосипеды внизу и покидав камни, разгоняя по сторонам возможных змей, мы рванули вверх. Слоистые плиты и развалы известняков после дождя заставляли внимательно смотреть под ноги, сквозь щели везде сочилась вода. Но даже мокрый известняк держит подошву несравнимо лучше, чем граниты или гнейсы. На вершине холма росли короткие южные сосны, неприлично пушистые, с длиннющими и совершенно неколючими хвоинками. Хвойных тут мало, а южней по реке вообще не будет, здесь и листопадных-то практически нет - все вечнозеленое. В окружении маленьких кустов пряталась ровная площадка, откуда мы и начали осмотр.
Сверху открывался хороший вид на реку и на противоположный берег. Река здесь делает излучину и после нее течет спокойной широкой лентой. Сверху видно глубины, отмели, особенно у правого берега, где за островом имелась небольшая заводь. До дороги было далековато, метров двести. Грунтовка просматривалась на обе стороны километра на полтора-два - дальше не видно, трассу закрывают повороты. Низкие тучи не позволяли разглядеть плато на западе, даже если тут отроги подходят к Амазонке поближе. Лунев вытащил камеру, я же начал набрасывать в блокноте схему, проставляя ориентиры и расстояния. Тучи тем временем приближались. Надо поторапливаться: если польет, спуск простым не будет.
Машина какая-то с запада подваливает, - сообщил Кастет, выкручивая объектив. - Со стороны румын. Отсюда будем смотреть?
Желательно бы поближе… Сваливаемся!
Напротив холма грунтовка, под углом подходящая к Амазонке со стороны гор, чуть сворачивала, плавно огибая подошву, и уходила практически параллельно реке на юг, в сторону Кайенны. Мест для засады навалом. Мы спрятались на этой стороне дороги, разложив перед собой оружие и средства наблюдения. Винтовку Костя с собой на разведку не взял, только автомат с подствольником. Я был с карабином.
Знакомиться стоит, как считаешь? - спросил сталкер. - Я так думаю, что рановато: не местные жители, посмотреть надо на образец.
Да и я так же. В принципе можно было бы…
Будь желание - мы бы остановку организовали. Нашел бы местечко удобное, встал бы за триста возле ямки, а Костя поближе с фланга. По-любому успею свалиться при подозрительных движениях. Это так называемая хвастливая дистанция. Большинство так или иначе стреляющих утверждает, что триста метров для них есть сущий пустяк. Большинство же с первых выстрелов мажет из любых стволов, особенно если есть фактор неожиданности и хоть какого движения.
Но не будем. Если что случится, подзапалим деда, нагадим прямо возле его дома. Гости дорогие… Только смотрим и снимаем.
Вскоре мимо нас со скоростью в тридцатник прокатил удивительный самодельный драндулет - я пожалел, что с нами не было Хвостова: вот бы отвел душу! Что попало, не багги и не квадр, какие там мосты и подвески! Самодельные гнутые рессоры, как на дешевых бричках! Грубая рамная конструкция, небольшой кузовок, накрытый грубым зеленым полотнищем. И антураж апокалипсиса - два короткоствольных карамультука на примитивных шарнирах по курсу. На морде самоделки болтами была закреплена способная напугать любого мирного путника большая чеканка, тысячу лет их не видел - оскаленная тигриная морда. Что-то написано, но прочитать не успел. Ехали двое, парням лет под тридцать, латинос и негр, оба в банданах, длинноволосые, один в жилете песочного цвета, другой в черной футболке. Чтоб я лопнул, если тут такие румыны.
Оружие у них имелось, и неплохое. Между седоками вертикально стоял отлично мне знакомый «томми», под рукой водителя на обшивке кузова был закреплен помповый «рем». Оживленно переговариваясь, они беззаботно помахивали руками. Никого не боятся.
Ну и рожи, - картинно посетовал Кастет, убирая камеру. - Люди-то явно тревожные. Заснял, будет что разглядывать в деталях. Видел, как едут, короли автострады. К марсельцам не заедут? Может, прикрыть надо?
Да, не мирные пахари, - поддержал я. - Спросим у деда. Заканчиваем, поехали назад: время.
Когда мы вернулись в избу, поставив велосипеды в стойло, миссия уже сворачивалась.
Первым делом я рассказал хозяину Старого Порта об увиденных нами нехорошего вида ездунах, - старик лишь отмахнулся:
Катаются такие… Это банда, называющая себя «герильяс»: дань снимают со своих. Меня не тронут, потому что…
Ну же, скажи, вредный старикан! Давай! Слово это я уже слышал, и Стародубцев его упоминал, - тогда подумалось, что он по приколу так визитеров обозвал. И норвежцы говаривали. Но дед опять вывернулся.
Себастьян откровенно суетился - похоже, какое-то решение у него уже вызревает, но сейчас не скажет: солидный человек солидно подумает. Я оставил две пачки двенадцатых патронов, а Ленни, отведя в сторону Соню, вручила ей что-то из своего, женского, не вникал. Попрощались мы тепло, пожали руки, договорившись, что через день к ним приедет кто-то из сталкеров для продолжения банкета.
Уже начали расчехлять лодки, когда Данька вдруг непосредственно спросил на почти нормальном английском:
Уважаемый Себастьян, разрешите спросить: а вам не доводилось находить «выручалочку»?
Хозяин, не выпуская из рук швартовочного конца, выпрямился, с улыбкой посмотрел на пацана и ответил на языке извечных северных соседей:
Мой юный друг! Я знаю людей, которые их находили, - редкая удача, уверяю вас. Как их прикажете искать, не подскажете? Для простых людей, таких как мы с дочкой, это только маловероятная случайность, мой дорогой, только случайность.
А для непростых? - хрустальным взором уперся в него молодой сталкер.
У Искателей, молодой человек, имеется индикатор. Он начинает вибрировать, приблизившись к «выручалочке» на сто двадцать метров. Сначала почти незаметно, но постепенно все сильней и сильней. Господи, да это все знают! У вас там что, нет «выручалочек»?
И как выглядит индикатор? - включилась вдруг резко подобравшаяся Zicke.
Себастьян вздохнул:
Это небольшой каменный шарик. И на нем нарисован глобус.
Форт-Росс и окрестности. Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате
С утра была отличная погода, сквозь занавес высокой тонкой облачности ярко светило солнце. Зимнее солнце, замечу. А тепло-то как! Еще до завтрака мы с Хвостовым совершили трудовой подвиг - поплыли на лодке проверять сети. Очередность тут не устанавливается, утром наиболее бодрые сами вызываются.
Тихим черепашьим ходом подошли к берегу возле Томки, где среди развалов камней грязно-белого цвета в залив впадал чистый ручей с удивительно вкусной водой. Береговая терраса здесь буквально сочится небольшими ручейками, сбегающими с горы по развалам камней. Работали быстро, отгоняя местных оводов. Здоровые, заразы, тоже вылезли на благую погоду - днем их больше будет, они почему-то любят это место. В первой из поставленных сеток трепыхалось штук двадцать рыбин, а во вторую влетело всего шесть штук, никогда не угадаешь. Улов выбрали быстро, оставив себе только калиброванную полуметровую речную форель, всех остальных выпустили в залив. Форелька в Амазонке своеобразная, южная, с зеленоватым, особенно на спине, отливом и мелкими красными пятнами.
Вода после дождей и штормов была прохладной, я оценил это, когда в сандалиях на босу ногу спрыгнул в нее, удерживая лодку, пока Хвостов выгружался с добычей на каменистый пляж. По традиции рыбаки потрошат улов сами, на берегу, притаскивая на кухню полуфабрикат. На обратном пути прошли мимо галечной косы, с которой неохотно поднялись два огромных аиста.
Настроение было звенящее - рыбалка позволила нам шлангануть от утренней зарядки.
Однако, сидя перед завтраком в штабе, перебирая последние бумаги и прикидывая планы на день, насладиться я этим настроением не успел, - над головой тревожным кряком рявкнул динамик внешнего оповещения форта:
Утро мгновенно утратило радостные краски.
Мне немного лет от роду. У меня этих самых лет и нет, считай, - всего тридцатник летом стукнет. Но в этот миг я узнал, что испытывает человек в предынфарктном состоянии. Невидимая жесткая и сильная ладонь зло уперлась в грудь, левая рука онемела, горло сдавил сухой спазм. Это уже потом подумалось о психосоматике и всей вредности лишних многопечальных знаний…
Сейчас же Федя на секунды прилип к новенькому стулу.
Код 22, черный! Код 22, черный!
Слышу, - прошептал я пересохшими губами, хрипло выматерился - и отпустило: вот что значит сила Слова. Очнувшись, начал быстро закрывать ящики и сейф, а потом и помещение штаба. Выскочил - и тут же вспомнил, что забыл в углу за стулом свой карабин. Проклятье! Вернулся.
У-ух-хх! Щербатые каменные ступени мелькали под ногами, гулко стучали каблуки, надсадно колотилось сердце. «Код 22» - от 22 июня 1941 года, нападение, вторжение на границе. А «черный» - у нас есть потери. Кодов тех в общем-то немного. Сейчас главный именно этот. Потери у нас, понимаете, убили кого-то! Вылетев на надвратную галерею, я с заносом пролетел дальше, наверх, к башне Елены, в дежурку. Вотяков уже сидел за пультом, временно отстраненная Ленни стояла рядом, на крыше исландец, Светлана… По ступенькам еще кто-то поднимается. Нионила, ей-то что тут делать!
Что! Кто! - заорал я, оглядываясь по сторонам.
«Зодиак» с Катрин и Данькой, пользуясь хорошей погодой, пошел к океану, совершая регламентный выход для оценки оперативной обстановки на побережье. Сицилийцы, громко переговариваясь, втроем ломанулись на южный край рощи, где по боевому расписанию они занимают укрепление первого южного рубежа, Стародубцев-старший и норвежец Халмар Ханссен убежали на северный край, там тоже подготовленный рубеж. Маурер уже на судне, Сашка умчался к нему, они заводятся, собираются отходить в залив на двести метров, чтобы иметь маневр для поддержки огнем ДШК и «макса» наших позиций в оперативном секторе…
